Бунт Пригожина не сделал свержения российского президента неизбежным, но все равно подорвал его легитимность на всех уровнях.

В недолговечном восстании, организованном в России Евгением Пригожиным и его бандой вагнеровских наемников, есть определенная кармическая справедливость. Самый большой вызов 23-летнему правлению Владимира Путина стал прямым следствием того, как он структурировал свой режим. И этот вызов ему бросил человек, который своим богатством и властью обязан покровительству президента.

Это пролило яркий свет на растущую слабость путинской системы власти, сделав его более уязвимым, чем когда-либо.

«Путинская Россия — это что-то вроде гибрида: почти средневековый двор поверх современного бюрократического государства. В этой «адхократии» власть определяется не столько формальной ролью, сколько близостью к монарху. Лояльность Путина — настоящая валюта на этом уровне, хотя ее стоимость и распределение меняются ежедневно. Этот путь управляется древней тактикой «разделяй и властвуй». Конкурирующие личности и институты с очевидно обычными обязанностями и антагонистическими интересами сталкиваются друг с другом. Подобно императору, наблюдающему за гладиаторским боем, Путин является вершителем судеб каждого», — пишет Марк Галеотти, эксперт аналитического центра RUSI, в статье для The Economist.

То, что относительно хорошо работало в политике, оказалось катастрофой, когда его пересадили на поле боя. Вагнер был лишь одной из нескольких отдельных русских армий, которые не удалось поставить под контроль русской регулярной армии, даже после того, как в январе командование войной взял на себя начальник штаба Валерий Герасимов.