Оксана Драчковская
Очень хорошо помню, как впервые встретила ребенка с тяжелым ментальным расстройством. Мы с сыном (у него тоже инвалидность, передвигается в коляске) приехали в летний лагерь. Специализированный лагерь. Нормотипичные дети там тоже были, но немного. Собственно, они приехали просто в составе своих семей. Родителям детей с инвалидностью не было с кем оставить своих младших или старших детей, и потому приезжали семьями.
Так вот, о том ребенке. Мальчику было на вид лет 10–12, и он почти непрерывно кричал. Просто кричал пронзительным звонким криком. И все мы, взрослые, каждый со своей бедой, с детьми практически неподвижными, невидящими, неслышащими, с полной индифферентностью к миру, с пусканием слюны и всеми возможными неэстетичностями, дружно сочувствовали маме этого мальчика. Молча (или и в тихих разговорах) единодушно признали, что ей приходится хуже всего. Впрочем, это было только в первые дни. А потом в таком же молчаливом, почти телепатическом режиме наше сообщество разделилось: одни привыкли к крику мальчика как к будничному фону, а другие начали раздражаться и выказывать недовольство. Ну, конечно, даже в такой среде проросла и расцвела нетерпимость к «некомфортному» ребенку.