О харьковском скульпторе Антоне Дербилове, знатоке различных искусств и отце троих детей, писали и снимали отечественные и зарубежные СМИ. С началом российского вторжения Антон добровольно вступил в Национальную гвардию Украины. За это время он был награжден такими наградами, как медали «За боевые заслуги», «Беспримерные герои русско-украинской войны», «Ветеран войны», а также высшей наградой Национальной гвардии Украины — знак «За доблестную службу».
Фото, предоставленное автором
Солдат, вернувшийся с передовой, говорит, что хорошо спит дома. Почти без кошмаров, которые еще долго не отпускают всех, кто побывал на войне.
Еще летом 2021 года Антон играл на гитаре в веселой компании на традиционном концерте плова, посвященном дню рождения уважаемого коллеги-музыканта. Обсуждалось его участие в съемках клипа в качестве танцора фламенко. У нашего героя есть такой талант. Он вырос в семье художников, специализирующихся на играх и военной миниатюре. Семейный проект игрушек Антона и его жены Катерины Сирко пользуется успехом в Украине и за рубежом.
Фото, предоставленное автором
А с начала марта 2022 года скульптор и его братья находятся на позиции под Харьковским районом. Потом были Балаклея, Изюм, восточный берег Оскола. Участие в зачистке сел, ругани. Два с половиной месяца под Кременной. Сейчас ротация и скоро снова в передовой.
По словам Антона, история его поступления в армию похожа на миссию. 24 февраля прошлого года он, как и большинство, был в шоковом состоянии. Думал, что делать дальше, куда везти жену и дочек, собрал вещи. Вечером он сказал родным, что хочет драться. Семья восприняла его выбор крайне стоически. Была и остается надежной опорой.
Утром следующего дня супруги запаслись едой и Антон отправился на поиски точки, где он мог бы вступить в ряды вооруженных сил. Кто-то сказал, что неподалеку, в здании Госпрома, располагался штаб отряда. Но там доброволец нашел только пустые коробки из-под патронов и клочки бумаги. Охранник сказал: «Они ушли вчера. Где-то в округе там воюют. Потом оказалось, что военкоматы уже не работают.
Снаряжение, оставшееся со времен пятилетнего обучения страйкболу, Антон собирал в багажнике, который его кум сшил в 2014 году для харьковских добровольческих батальонов. Все, что он взял, впоследствии пригодилось на войне. Жена его Катя по-военному остригла мужу длинные волосы: благословила таким образом. Антон попрощался с семьей и решил, что пока его не примут в армию, домой он не пойдет.
Миссия началась. Один штаб, другой. Туда пришло много мужчин. Без боевого опыта не брали. Добровольцы кричали: «Дайте нам оружие! Мы хотим драться!», и услышал в ответ от охранников: «Отойди от забора на десять метров! Надо было приехать раньше!» Антон сел в багажник и стал ждать. Тут вдруг подъехал мужчина на белом джипе: «Ребята, кто хочет в Нацгвардию? Никаких контрактов, вооружения, одежды! Был в Нацгвардии что Антон очень не хотел, но выбирать ему не приходилось.Признается, что когда я проходил КПП, я понял, что такого трепета я не испытывал, даже когда поступал на первый курс Харьковской государственной академии дизайна и Искусства, по которым я готовился годами, как спортсмен к Олимпийским играм. В актовом зале кто-то из новобранцев уже примерял форму, кто-то разговаривал с врачами, все шло сумбурно.
Фото, предоставленное автором
Патрик, иди сюда! Антон вдруг услышал это. Это был старый друг, с которым они когда-то играли в ролевые игры. Так что на самом деле опыт борьбы с орками Антон получил давно. В хоббитском сообществе он был известен как «Патрик», а друг выступал под псевдонимом «Шварц». Так к армии присоединились «Патрик» и «Шворц». Вскоре к ним присоединился третий товарищ Игорь. Первые сто дней служили бок о бок, в одном ведомстве, вместе ходили в ночное дежурство. Потом служба прекратилась. «Шворц» сейчас воюет в очень жарком месте. Игорь восстанавливается в госпитале после ранения.
— Антон, мы случайно встретились на улице в Харькове 15 февраля прошлого года. По данным Bloomberg, именно в этот день должна была начаться война. Вы так думали?
— Десять процентов была надежда, что они пока только пугают. А на остальные девяносто я был уверен, что будет атака. Ко всей чепухе, которую извергают русские, следует относиться серьезно. Как сказали евреи после Холокоста: «Если кто-то утверждает, что хочет вашей смерти, вы должны ему доверять». Так что русским лучше доверять им в вопросах, связанных с той или иной формой угрозы. Вопрос был только в том, когда. По сравнению с нынешней ситуацией, я уверен, что мы победим. Но тот же вопрос — когда.
Когда я впервые надел униформу, я сфотографировался и изменил фотографию своего профиля на Facebook. Картина отразила мое состояние. Он несколько успокоился, когда ему дали оружие. До конца я, конечно, не верил в реальность случившегося.
— Ты веришь в это сейчас?
— Служу второй год, а военным до сих пор себя не чувствую. Хотя уже есть некоторый опыт, и боевые награды. Я чувствую себя скульптором в военной форме. Это косплей, то есть перевоплощение в различные роли. Я всю жизнь занимаюсь косплеем. В молодости — рыцари, лучники. Когда занимался боевыми искусствами — эдакий супермен. Когда он занимался фламенко — испанский мачо. Когда он играл в группе Alcohol Ukulele — музыканты. Наша команда косплеила в страйкболе: ваххабитов, колумбийских наркобаронов и албанских повстанцев. Самое приличное, что я помню, это британская армия в войне с Ирландией. И этого было достаточно.
— Получается, что в основном волонтер — это человек, который по своей воле подчиняется воле других. Как творческий человек, творец испытывает серьезные ограничения свободы?
— Сложный вопрос. Всю свою жизнь я был свободным художником. Я не занимался обычной деятельностью ни в каком режиме. И тут ты попадаешь в ситуацию, когда ты совсем не свободен. Кто-то решает за вас, когда вы спите, когда едите, куда вы идете. Правда, у нас ситуация все-таки немного отличается от тех же срочников и контрактников. У нас, мобилизованных, отношение несколько иное, все не так жестко. В обмен на больший риск нашей жизнью, вероятно, дается какое-то облегчение. С одной стороны, такое особое отношение радует, а с другой стороны, за это слишком дорого платишь. Да, трудно было привыкнуть к несвободе. Но я должен был.
— Вас, добровольцев, после принятия в Росгвардию сразу же отправили встречать русские танки в Харьковский район. Без подготовки?
Все прошло быстро, полуспонтанно. В городе уже шли бои, русские прорвались с двух сторон. Нас распределили по боевым группам. На перегрузочной базе один из опытных бойцов показал, как разбирать и собирать автомат, как надевать турникет, перевязывать его. Как пользоваться ручным гранатометом. Все это было хаотично. Через три дня нас сформировали в боевую группу, отвезли куда-то в район и высадили в сугробы. Они сказали: «Вы будете стоять здесь день или два и ждать танковой атаки». Мы просидели там сто дней. Танков мы не дождались, они почти не доехали до нас. Мы вышли на позиции, увидели колонны прорыва, которые перед нами были смяты. Мы все окапывались, за это время как-то познакомились с оружием.
Фото, предоставленное автором
— Совпадало ли это с вашими представлениями о том, как вы хотели драться?
— Возможно нет. Мы думали, что сразу же вступим в бой. Было ощущение, что противник прорывается со всех сторон. Но тогда в этом волнении не было страха. Страх смерти. Страх быть раненым, быть пойманным.
— А когда стало по-настоящему страшно, ты помнишь этот момент?
«Я помню, как впервые меня так хорошо прикрыли. 4 декабря под Кременной. К тому времени мы уже около трех недель воевали в лесах. Это была не первая и не вторая игра, мы принимали участие в наступлении. Были и раненые, и убитые. Днем по нашим позициям начал работать танк, а ночью несколько раз открывал огонь. Обстрел продолжался полчаса, а то и час. Ночью я спал в яме под тентом от дождя. Снаряды буквально осели рядом. Тогда меня действительно поразило: «Можно заснуть и не проснуться». Но когда в нас раньше стреляли, такого не было. Мы могли бежать, отстреливаться, траншейная война — это самое страшное. Сидишь и вообще ничего не делаешь. Ударят или нет. Вы можете копнуть немного глубже. Можете ли вы примерно рассчитать место, где вы будете лежать, чтобы вас не накрыло осколком. Но это лишь немного снижает вероятность. Рулетка. И на самом деле вы находитесь в этом состоянии 24 часа в сутки. Очень трудно. Когда идет штурм, нападение, страшно, а там какие-то действия совершаешь. Тоже травматический опыт, но отличается от суточного сидения под снарядами. Наверное, во время того танкового пожара у меня впервые случился посттравматический стресс.
Вы чувствуете, что стали, так сказать, другим человеком за это время?
«Что бы ты ни испытывал в своей жизни раньше, ты не знал, что такое настоящий страх. Животный, примитивный. И ты долго остаешься в этом состоянии. Ни о чем другом думать не можешь. Используешь дыхательные упражнения, общаешься. Но нельзя сильно расслабляться.надо постоянно понимать куда могут попасть в любой момент.если не снайперская пуля,то осколок снаряда.шлем и броня вещи полезные.но от прямого попадания ничто не спасет.
— О полезных вещах… Владение якорным инструментом оказалось важнее умения играть на укулеле…
— В армии, конечно, надо уметь отдыхать. Лопата обязательна. Но мне принесли и гитару, и укулеле.
— Получается, что искусство на войне не нужно. Он не может предотвратить или остановить войну. Какой в этом смысл?
В любом случае искусство не спрашивает нас, нужно оно нам или нет. Вот именно. Когда я говорю о себе лично в искусстве, у меня возникает огромное желание что-то создавать. Я всю жизнь этим занимаюсь, для меня это необходимый процесс. Но пока на это нет ни физических, ни моральных сил. За всю войну написал один портрет товарища, подарил ему на день рождения. Для творческого поиска мне нужен внутренний покой, гармония. На войне мозг отказывается ставить творческие задачи и выполнять их.
Повлияет ли этот опыт на вашу работу в будущем? Будет ли серия современных миниатюр после победы?
— Во-первых, не дай бог. Если я сначала был уверен, что хочу делать такие миниатюры, то ни о какой военной тематике у меня вообще нет желания думать. Может позже, когда посмотрю на это со стороны. Пусть пройдет, я надеюсь. Тем не менее, я специалист по военной миниатюре, и у меня это неплохо получалось. Думаю, на пятом десятке сложно поменяться ролями. Хотя, кто знает. Покажи нам. Было много запросов, люди писали со всего мира: «Ждем ваших цифр по этой теме». Я понимаю, что это должно быть успешно, и будет правильно со всех точек зрения. Я поставил себе задачу – жить до победы, желательно полноценно. Сохраняйте остальную часть творческого ума. И если задача будет выполнена, я вернусь к этому вопросу.
Как насчет фламенко? Хочешь танцевать тогда?
«К сожалению, моя деятельность фламенко прекратилась. Все ушли. Те, кто ставил хореографию, и те, кто танцевал. Учитель, который научил меня играть на гитаре фламенко, тоже ушел и, вероятно, никогда не вернется. И я очень хочу развивать аккомпанемент позже. Не уверен, что смогу танцевать, как раньше. Но специально для твоего видео я хочу кое-что вспомнить. Самое главное быть здоровым.
На данный момент идет ротация, реорганизация. Моя война стала похожа на компьютерную игру: от простого к сложному. От миссии к миссии, с места на место растет треш и ужас. Сейчас начинаются занятия. Итак, вернемся на фронт. Как именно, пока не знаю. Но в любом случае будет весело.
